В преддверии Дня чествования ветеранов органов внутренних дел и внутренних войск МВД поговорили со Святославом Ивановичем Курелем — человеком, который отдал службе в органах внутренних дел без малого 30 лет.
Беседа с людьми такого уровня — крайне интересное занятие. Половина срока службы нашего героя выпала на советские времена и перестройку, а вторая часть — на первые годы суверенной Беларуси. Были ли на самом деле в Беларуси 90-е лихими, как проходила служба на просторах Брестчины в те годы, насколько отличалась тогда служба в органах внутренних дел от нынешней и, конечно, самые увлекательные эпизоды милицейских будней прошлого — собрали для наших читателей самое главное.
О пути по службе
— Сам я родом из Бреста, деревня Пугачёво. Учился у нас на юридическом факультете и в далеком 1975 году перевелся на заочное отделение, чтобы идти работать в милицию, в УВД Бреста. Начинал у знаменитого полковника Александра Александровича Шарендо. Это был высокий специалист, требовал от подчиненных глубокого знания законодательной базы, справедливого ее применения в практической деятельности. Потом я перешел в уголовный розыск, где проработал до 1983 года.
После угрозыска мне предложили возглавить Микашевичское отделение милиции, где я прослужил до 1986 года. Потом направили в Академию МВД в Москву на первое отделение. Учеба проходила два года, после чего вернулся в Брест. Некоторое время прослужил в штабе, а затем Павел Кириллович Савчук попросил меня переехать в Пинск, где мне предстояло работать в должности замначальника ГОВД.
С переводом Павла Кирилловича в Брест я возглавил Пинский отдел милиции. Там я прослужил достаточно долгое время, большую часть 1990-х годов, после чего был переведен на должность замначальника УВД в Брест: вначале замначальника по кадрам, а потом — по общественной безопасности.
В 1999 году мне предложили перевод в Минск на должность первого заместителя начальника ГУВД. Затем министр внутренних дел перевел меня на должность начальника УВД Могилёвского облисполкома. Прослужив там полтора года, я ушел на пенсию.
Об участи советского милиционера
— Мы с семьей настолько часто меняли место жительства, что моя дочь училась в одном и том же классе не более одного года. Все десять лет были одни переезды. Место службы определялось, как говорится, куда направит партия или руководство УВД. Никто тогда не размышлял, ехать не ехать, вернусь ли обратно и с какими погонами. Жена узнала, что меня перевели в Микашевичи, когда я уже был на новом месте службы. Там нам дали комнатушку без мебели, только один чемодан. Несколько месяцев меняли общежития пока не освободилась служебная квартира.
Когда меня отправили на учебу в Москву, семья, конечно, тоже поехала со мной. Там жили скромно на мою стипендию и зарплату жены — и ничего, всё равно было место радости.
Об эксперименте в Пинске
— В то время на базе Пинского ГОВД Министерство внутренних дел приняло решение создать эксперимент. Формально он означал увеличение количества инспекторов милиции на местах. Фактически мы исходили из того, что самый профессиональный сотрудник ОВД по наделенным обязанностям — это участковый инспектор милиции. Он в себя включает, если так можно сказать, все функции органов внутренних дел и, что важно, может заниматься оперативной работой. Мы планировали, что на своем месте он будет как бы маленький начальник, который будет решать все вопросы. Делалось это в том числе для дебюрократизации органов внутренних дел.
На практике, к примеру, я даже рядовых сотрудников обязывал заниматься следственными действиями. Я и сам часто был за эксперта — снимал отпечатки пальцев. Работали дружно, слаженно, удавалось раскрывать преступления быстро. Ведь в чем суть участкового? Он должен включать в себя все функции профессионала. Участковый на житейском уровне общается с людьми и получает нужную ему оперативную информацию, анализирует и достигает своих скромных, но при этом важных целей в деле пресечения любого преступления.
Развенчиваем мифы о преступной столице Полесья в 90-е…
— В доперестроечные времена уровень преступности в Пинске был ниже, чем в Бресте, Барановичах и других крупных городах области. Когда мы начали свой эксперимент в Пинске, на местах стало работать больше участковых, все они пошли к людям, нам стало известно о любых, даже самых мелких правонарушениях и преступлениях, и все мы фиксировали. Соответственно, пошел резкий рост статистики преступности, хотя на самом деле участковые очень хорошо выполняли свою работу. По этой причине, кстати, стали вскрываться случаи наркомании: если несколько лет назад это было 3-4 эпизода в год, то потом их число доходило до сорока.
При этом настаиваю: всё, что пишут или рассказывают о разгуле преступности в Пинске, — неправда. Любую преступность мы пресекали в зародыше. Да и по уровню тяжких преступлений в сравнении с советским периодом в 1990-е отмечалось снижение. К слову, «улиц Дудаева», как в Бресте, у нас не было. Преступников – выходцев с Кавказа у нас практически не было, да и все такие сомнительные элементы у нас были под контролем.
О самом ярком эпизоде тех лет
— В начале 1990-х годов произошел в Пинске так называемый табачный бунт. Было это так. Еду я по гражданке в конце рабочего дня на уазике по городу. На одной из площадей образовалась толпа — примерно четыре тысячи человек. Люди были возмущены дефицитом сигарет. Я остановился, и меня тут же окружила толпа и начала раскачивать машину. Смотрю — все улыбаются, задорные такие. Спрашиваю мужиков: «Ну, куда дальше?» — «Идем громить исполком!». Тут я понял: в сложившейся ситуации лучший способ взять ситуацию под контроль — возглавить стихийный митинг.
Связи с центром при этом не было, только по рации с местными и мегафон. С помощью него я и начал координировать толпу. Дошли до железнодорожного перехода, перекрыли дорогу. Здесь я решил обсудить с ними, что будем делать дальше. Подозвал к себе главных активистов и предложил, мол, выступайте по одному. И вот начинает один говорить. Когда слышу, что начинаются призывы к беспорядкам, мегафон отключаю. Люди не понимают, что он говорит, тот начинает нервничать.
Проделал такой «фокус» с несколькими активистами, а их было человек 6-7. Тут из толпы в адрес одного из выступающих доносится: «Ты ментам продался!» В это время подоспели милиционеры в гражданском, я дал им сигнал, чтобы подъезжал транспорт, а сам предложил пойти на переговоры с властями. У меня в кабинете тем временем уже собралась власть. Когда подъехали автозаки, говорю активистам: «Автобуса нет, только такой транспорт, поехали на переговоры!» Другие, увидев, что активисты сели в автозак, стали разбегаться.
В итоге мы, конечно, доехали до отделения. Переговоры выдались короткими: людям пообещали, что сигареты будут, а те разойдутся по домам. Когда я с коллегами вернулся обратно к железной дороге, вся толпа сама разошлась.
Об организованной преступности
— Еще в советское время основная масса преступлений — это были мелкие кражи, мелкие хулиганства. Многие из них совершались в состоянии опьянения — не секрет, пили тогда много. Приблизительно такая же картина была и позднее. По-настоящему то, что можно назвать организованной преступностью, было разве что только в Гомельской области. В отличие от России, где для этого была почва, прежде всего финансовая, в нашей республике всё было по-другому. Взять хотя бы то, что все крупные предприятия в Беларуси были в руках государства, поэтому кормиться настоящей оргпреступности у нас не было чем. Не было в Беларуси, в сравнении с Россией, и олигархов, которые к решению своих вопросов привлекали бандитские группировки.
Я работал в Могилёве, поэтому могу утверждать, что и там не было организованной преступности. Когда я возглавил Могилёвское УВД, ко мне приходили сотрудники и говорили, вот у нас банды. Но, разобравшись в ситуации, я понял, что это обычная, как я это называю, шпана — нет у них ни авторитетов, ни влияния.
О самом курьезном случае
— Не скажу, что это был самый курьезный случай, но вспоминаю о нем с улыбкой. Позвонили в милицию: буянит пьяный «белазист». Так называли крепких мужиков, сравнивая с водителями грузовиков «БелАЗ». Пошел я к нему в общежитие один. Там у нас завязалась потасовка, попытался его задержать, накинул куртку на голову и ставлю подножку. Пытаюсь заломать двумя руками, а он меня одной как оттолкнет! Ну, думаю, сейчас отвесит мне кулаком, но обошлось… Вы знаете, преступники в те времена попадались полувежливые какие-то, серьезной опасности в таких случаях не было.
О впечатлениях от столичной службы
— При всех своих нюансах, которые есть в каждом регионе, для себя лично заметил в Минске одно. Обеспечение техникой, личным составом там намного лучше, чем было в Брестской области. При этом я не сказал бы, что по профессиональной отдаче Брестчина уступает в чем-то столице. Мы всегда славились, особенно в советские времена, своими кадрами, их дисциплинированностью. Я вообще считаю, что Брест по отношению личного состава к службе превосходит органы внутренних дел Минска.
О том, как мотивировал могилевских милиционеров
— Во время руководства УВД Могилёвского облисполкома я ввел пять степеней развития милиционеров. У каждой был свой знак отличия, высшая степень — грандмастер, как в спорте. Сотрудники должны были сдавать экзамен по практической и теоретической части. Главная идея такова: чем лучше ты совершенствуешь свой профессионализм, тем выше в итоге будет зарплата.
О требованиях к сотрудникам
— У меня в свое время был жесткий принцип: в органы внутренних дел не брать ни одной женщины. За время моей работы по выслуге лет ушли все женщины, а новых я никогда не набирал. Я считаю, что должны в органах служить только мужчины — работа опасная, да и в те времена приходилось часто работать в одиночку.
К мужчинам у меня также были строгие требования: рост не ниже 175 сантиметров и обязательное занятие спортом. Сам я всегда тренировался, а до 67 лет играл в футбол, и то перестал бегать по полю только по показаниям врача. Где бы я ни служил во всех отделах у меня сотрудники занимались спортом, вместе со мной играли в футбол. В Пинске, например, у нас было так: суббота — утром все на стадион, кто не хочет играть в футбол, бегает. Кстати, в Могилёве я играл с ребятами из ОМОНа, удары у них сильные, если промахнется мимо мяча и ударит по ноге, а играли мы без щитков, приходилось очень несладко, чуть ли не перелом ноги!
Дмитрий КИРИЛЛОВ